Артур Кларк - Пески Марса [сборник]
До сегодняшнего дня у меня были сомнения относительно космических полетов. Подсознательно я чувствовал, что для человека это нечто слишком грандиозное. Меня, как Паскаля, пугали безмолвие и пустота бесконечного пространства. Теперь я понимаю, что был неправ.
Моя ошибка состояла в том, что я, как многие до меня, цеплялся за прошлое. Сегодня я познакомился с людьми, которые столько же естественно мыслят миллионами километров, как я — тысячами лет. Ведь было же когда-то время, когда невозможно было себе представить расстояние в тысячу километров, а ныне мы способны преодолеть его от завтрака до обеда. И вот вновь должна произойти эта смена масштаба — с беспрецедентной быстротой. Теперь я сознаю, что другие планеты находятся не дальше, чем их размещает наш разум. "Прометей" долетит до Луны за сто часов, и все это время экипаж будет вести переговоры с Землей и весь мир будет следить за кораблем. Каким маленьким кажется межпланетное путешествие, если сравнить его с неделями, месяцами, годами великих путешествий прошлого! Все относительно, и придет время, когда наш разум сможет объять Солнечную систему так, как теперь — Землю. И тогда, наверное, ученые, задумчиво глядя на звезды, вскричат: "Нам не нужны межзвездные полеты! Нашим дедам вполне хватало девяти планет, и нам тоже их хватит!"»
Дирк с улыбкой отложил авторучку и позволил себе плыть по волнам фантазии. Примет ли человек этот грандиозный вызов? Пошлет ли корабли к звездам? Ему вспомнилась однажды прочитанная фраза: «Расстояния между планетами в миллион раз больше тех, к которым мы привыкли в повседневной жизни, а расстояния между звездами еще в миллион раз больше». Разум Дирка при этой мысли дрогнул, но все-таки он помнил, как заканчивалось это высказывание: «Все относительно». За несколько тысячелетий человек шагнул от выдолбленной из дерева лодки к космическому кораблю. Чего он сможет достичь за грядущие тысячелетия?
5
Было бы неправильно думать, что те пятеро, на которых теперь были устремлены взгляды людей со всего мира, считали себя дерзкими искателями приключений, готовыми рискнуть жизнью в азартной научной игре. Все они были прагматичными, здравомыслящими специалистами, не настроенными принимать участие в каких бы то ни было играх — по крайней мере, жизнью рисковать они точно не собирались. Риск, безусловно, существовал, но, в конце концов, рискует и тот, кто садится на электричку до Сити в восемь утра.
На взрыв публичного интереса к их персонам, произошедший на прошлой неделе, каждый из них отреагировал по-своему. Хасселу и Ледуку и раньше случалось оказываться в центре общественного внимания, и они знали, как можно извлечь из своей известности приятные моменты, избежав раздражающих. Остальные три члена экипажа, на которых слава обрушилась внезапно, старались держаться ближе друг к другу в целях самообороны. Однако этот ход был стратегически ошибочным. Они превратились в легкую добычу для репортеров.
Клинтон и Тейн еще не настолько привыкли к тому, что у них берут интервью, чтобы получать от этого удовольствие, а их канадский коллега Джимми Ричардс интервью просто терпеть не мог. Однажды его достала до печенок одна особенно надоедливая репортерша, и он повел себя с ней совсем не галантно.
Судя по рассказу Ледука, все это интервью выглядело примерно так.
«Доброе утро, мистер Ричардс. Не откажетесь ли ответить на несколько вопросов для "Глашатая Западного Кенсингтона"?»
Ричардс (скучающий, но пока достаточно общительный):
«Не откажусь, только у меня через несколько минут встреча с женой».
«Как давно вы женаты?»
«Почти двенадцать лет».
«О! У вас есть дети?»
«Двое. Если не ошибаюсь, девочки».
«Ваша жена одобряет то, что вы покидаете Землю?»
«Попробовала бы она не одобрить».
(Пауза. Интервьюерша догадывается, что прямыми вопросами она на этот раз успеха не добьется.)
«Думаю, вы всегда мечтали отправиться к звездам и… гм… водрузить флаг человечества на другой планете?»
«Не-а. Пару лет назад мне и в голову такое не приходило».
«Как же тогда вас выбрали для этого полета?»
«Да потому что я второй из лучших инженеров-атомщиков в мире».
«А первый?»
«Профессор Макстон, но он слишком ценный ученый, им нельзя рисковать».
«Вам хоть капельку страшно?»
«Еще как! Я боюсь пауков, еще боюсь кусков плутония больше тридцати сантиметров в поперечнике и всего, что шуршит среди ночи».
«Я имею в виду — боитесь ли вы предстоящего полета?»
«Да я просто весь дрожу. Сами посмотрите».
(Показывает. При этом слегка ломает мебель.)
«Что вы ожидаете обнаружить на Луне?»
«Уйму остывшей лавы, а помимо этого — еще какую- нибудь ерунду».
(Репортерша явно ошарашена. Ей и самой уже хочется поскорее закончить интервью.)
«Вы ожидаете обнаружить на Луне какую-нибудь жизнь?»
«Весьма возможно. Думаю, как только мы совершим посадку, сразу послышится стук в дверь и голос: "Не откажетесь ли ответить на несколько вопросов для «Лунного еженедельника»?"»
Конечно, не все журналисты были такими, и будет справедливо отметить, что Ричарде клялся, что Ледук это все выдумал. Большинство репортеров, освещавших деятельность Межпланетного общества, имели научное или техническое образование. Задача перед ними стояла неблагодарная, поскольку в газетах их считали полупрофессионалами, а в научном мире — перебежчиками и отщепенцами.
Пожалуй, ничто не вызывало такого интереса у общественности, как тот факт, что двое членов экипажа должны остаться в резерве, на Земле. На некоторое время размышления о десятке возможных вариантов стали настолько популярны, что этим вопросом заинтересовались букмекеры. Чаще всего люди считали, что, поскольку Хассел и Ледук — пилоты-ракетчики, полетит либо один из них, либо оба. Так как подобные дискуссии могли отрицательно сказаться на членах экипажа, генеральный директор дал ясно понять, что подобные споры ни к чему. Уровень подготовки астронавтов был таков, что любые трое могли составить отличную команду. Сэр Роберт намекнул, не давая при этом никаких обещаний, что окончательный выбор будет сделан с помощью жеребьевки. Никто (а меньше всего те пятеро, о которых шла речь) в это не поверил.
Ведь теперь все знали, как Хассел переживает за свою беременную жену, — и ему это было не на пользу. Раньше он этой тревогой мог управлять. Но шли недели, и он волновался все заметнее, и в конце концов его работоспособность стала ухудшаться. Стоило ему это заметить, как он стал волноваться еще сильнее, и ситуация превратилась в снежный ком.
